Теннисные мячики небес - Страница 83

– На самом-то деле, – сказала Козима, у которой, в отличие от Месситера, радиомикрофон был приколот к отвороту жакета, – он вовсе не гипотетический. Я говорила о вас, мистер Барсон-Гарленд. О вас. Вы тратите в среднем шестнадцать часов в неделю, посещая сайты с фотографиями мальчиков-подростков.

Вся студия ахнула, как один человек, а Эшли, побелев, резко повернулся к Козиме.

– Должен предупредить вас, что я юрист, – прорычал он. – Голословные обвинения подобного рода дают серьезные основания для судебного преследования. У вас нет ни малейших доказательств в поддержку столь неслыханного…

– Ну как же нет, конечно есть, – откликнулась, указав на свой кейс, Козима. – Я отслеживаю ваши выходы в Интернет уже многие месяцы, наблюдая за тем, как вы посещаете сайты, новостные группы и подростковые чаты.

– Я… я… – На лбу Эшли проступили капли пота. – Естественно, в ходе подготовки моей кампании я исследовал все, что имеет к ней отношение. Было бы нелепостью пытаться разработать закон, направленный против порнографии, предварительно с ней не ознакомившись.

– Да, но почему только мальчики? Почему только сайты с такими названиями, как «Отборные булочки для вас», «Гладкие ягодицы» и «Первый минет», – почему только они?

Эшли почувствовал, как его с головой накрывает волна хохота.

– Всякому здравомыслящему человеку, – прошипел он в микрофон, – совершенно ясно, что я стал жертвой продуманного заговора, имеющего целью запятнать мое имя и принизить проводимую мною национальную кампанию в защиту семьи. При использовании мной Интернета вы регистрировали лишь то, что устраивает вас, умышленно игнорируя тысячи других посещений, которые я законно производил во время моих исследований. Эти злонамеренные, мерзкие попытки опорочить меня показывают, как далеко готов зайти сетевой истэблишмент в своих…

– Я заметила, – безжалостно продолжала Козима, – что вы неизменно очищаете свой диск и буферную память. Так что дома у вас решительно никаких доказательств найти не удастся.

– Разумеется, не удастся! – взвизгнул Эшли. – В моем доме нет доказательств, потому что все, сказанное вами, просто куча вранья, инсинуаций и полуправды. Не знаю, известно ли вашему работодателю, чем вы занимаетесь…

– И вашему тоже, не забывайте. У вас колонка в его газете…

– Это не относится к делу! Если я выясню, что вы шпионили за мной в рабочее время, юридические последствия будут такими, каких вы и вообразить себе не способны. Можете мне поверить, фрейлейн!

Две дюжины челюстей отвисли в атриуме, четыре дюжины округлившихся глаз не отрывались от гигантского экрана. Сцена, думал Саймон, которая, несмотря на разницу в числе и составе людей, воспроизводится по всей стране. Альберт украдкой покосился на своего героя, но ничего не смог различить за зеркальными стеклами. Лишь одна из бровей Саймона была чуть приподнята в умеренном удивлении.

Мать и отец Альберта следили в детстве за высадкой на Луну: Гордон – в Нью-Йорке, а Порция – в Лондоне. Альберт и сам сохранил смутные воспоминания о преследуемом новенькими вертолетами белом «бронко» О. Дж Симпсона , кружащем по автострадам Лос-Анджелеса, но это… это обратится в воспоминание, по которому будет судить о себе целое поколение. «Где ты был, когда Козима Кречмер в прямом эфире размазывала Эшли Барсон-Гарленда?» – «Телевизор смотрел, козел, а ты что поделывал?»

Козима Кречмер оставалась, похоже, единственным в студии спокойным человеком. На верхней галерее режиссер лихорадочно переговаривался по телефону с инспектором канала, подключившим к разговору юриста.

– Продолжайте, – распорядился инспектор. – Мы тут ни при чем. Это дела Барсон-Гарленда. Вряд ли он сможет обвинить нас в том, что его оклеветали на его же собственном шоу.

– Я предполагаю, – говорила между тем Козима, – что вы давно уже загружаете в свой компьютер непристойные, совершенно незаконные фотографии подростков. Вы мастурбировали, глядя на них, а затем стирали.

Несколько родителей закрыли ладонями уши своих детей, и те заерзали, пытаясь освободиться.

– Вы только что обеспечили себе судебное дело, которое вас уничтожит! – возопил Эшли, тыча в нее пальцем и трясясь от ярости.

– Это ваше право. У меня имеются видеозаписи, на которых вы занимаетесь именно этим. Да! – повторила Козима, и внезапная тишь пала на студию, и все глаза обратились к Эшли. – Часы и часы записей, показывающих, как вы мастурбируете перед экраном в вашем лондонском доме.

– Любой суд откажется принять такие записи к рассмотрению, – выдавил Эшли, чувствуя, как в животе его скапливается страшная тяжесть, – если они существуют, конечно. Что не соответствует действительности. Вы все больше и больше погрязаете в крупных неприятностях, юная леди.

– Но речь идет не о любом суде. Речь идет об этом суде. Вашем суде. Вы не можете возражать против демонстрации моих доказательств здесь.

Козима извлекла из кейса две кассеты.

– «Нет таких шагов, которые мы не были бы вправе предпринять во имя семьи, во имя достоинства». Ваши собственные слова. Так или не так, мистер Барсон-Гарленд?

Эшли, закоченев, стоял в центре студии. Хор под управлением Брэда Месситера скандировал: «Так или не так! Так или не так!» Голоса сливались и нарастали в ушах Эшли. Рот его открывался и закрывался, но глаза неотрывно следили за видеокассетами, которыми Козима, ни на секунду не выпуская их из рук, помахивала над головой.

– У меня имеются также распечатки вашего дневника, мистер Барсон-Гарленд. – Свободная рука Козимы нырнула в кейс и появилась наружу с пачкой бумажных листов. – Чрезвычайно любопытное чтение.