Теннисные мячики небес - Страница 30

К оглавлению

– Вы не видели Неда?

– Неда? Нет, сэр, со вчерашнего дня не видел. А что? Он разве не здесь?

– Никто не видел его со вчерашнего вечера, с четырех часов!

– О господи! – воскликнул я. – Но это странно…

Полицейские с любопытством посматривали на меня, я уважительно склонил в их сторону голову.

– Джентльмены, это мистер Барсон-Гарленд, мой аналитик, – сообщил сэр Чарльз.

Полицейские встали со стульев и с серьезным видом пожелали мне доброго утра.

– Эти любезные офицеры очень помогают мне, Эшли. Тем не менее до сей поры все остается полной загадкой.

Очень помогают? Столичной полиции следовало бы присмотреться к тому, как взаимодействуют ее подразделения. Клоуны из отдела наркотиков все еще не удосужились сообщить этим несчастным топтунам, что именно они держат у себя Неда.

Должен признаться, я и не подозревал, что такая мелочь, как хранение травки, позволяет продержать человека в камере всю ночь. Но тут до меня дошло, что при аресте Нед мог, желая оградить отца, и не назвать своего имени. Возможно, подобная неуступчивость вкупе с вызывающими манерами Маддстоуна до того разозлила полицейских, что они засунули Неда в камеру, просто чтобы преподать ему урок.

– А в больницы вы звонить не пытались? – спросил я. – Или даже в полицейские участки. Может быть, на него напали или…

– Да, да, – сказал сэр Чарльз, снова усаживаясь. Он привычно занял начальническое место за письменным столом, полицейские же почтительно сидели напротив – фуражки на коленях, записные книжки в руках, словно у секретарей, приготовившихся писать под диктовку. – Мы испробовали все. Сообщение о пропавшем без вести разослано по всем полицейским участкам и больницам Лондона. Скоро сюда подъедут офицеры из Специальной службы . Понимаете, – сэр Чарльз понизил голос, – при положении, которое я занимаю, нельзя сбрасывать со счетов и возможность того, что дело касается вопросов безопасности.

Что-то в том, как он произнес «при положении, которое я занимаю», очень и очень напомнило Неда. Тот же способный довести до исступления маддстоунский покаянный тон – как будто высокое положение, власть и родовитость суть смутительные промахи, которые следует понять и простить.

Один из полицейских обратился ко мне:

– Когда вы в последний раз видели мистера Маддстоуна, сэр?

Я поразмыслил над этим вопросом.

– М-м, где-то в середине дня. Все утро я проработал с корреспонденцией… – я обратил взгляд к столу сэра Чарльза, где так и лежала стопка неподписанных писем, – собственно, вот с этими письмами. Потом отправился… в котором часу мы ушли, Порция?

Порция, отвернувшись от окна, уставилась на меня пустыми глазами. Видно было, что она не спала всю ночь, а вопроса моего не услышала, только свое имя.

– Я ушел вместе с вашим кузеном Гордоном, – напомнил я ей. – Хотел показать ему парламент. Вы помните? Не можете сказать, когда это было?

– В середине дня, – тусклым голосом ответила она. – Вы ушли в середине дня. А потом вернулись.

– Вернулись? – приподнимая брови, удивился я. – Не помню, чтобы… ах да, конечно, вы правы. Я зашел забрать кейс, это было примерно… думаю, около трех, однако Неда я в тот раз не увидел. Вы с ним поднялись наверх и… вы были чем-то заняты, – торопливо поправился я, за что один из полицейских наградил меня подобием улыбки. – Вы еще собирались после сходить куда-то, договориться насчет работы, верно? И что было потом?

Порция, запинаясь, рассказала, что было потом. Я сразу понял, что она уже повторяла эту историю множество раз – другим людям и – снова и снова – себе самой, словно надеялась, что, рассказывая, сможет разобраться в случившемся, отыскать ключ к загадке. Когда она после собеседования вышла на улицу, Неда там не было. Она подождала его на Кэтрин-стрит, вернулась домой, звонила, звонила, а в семь утра ей наконец удалось упросить служащего палаты общин связаться с сэром Чарльзом. Тот приехал прямо сюда и позвонил в полицию, которая до сих пор ничего не смогла обнаружить.

– Простите, мисс, – прервал ее один из полицейских. – Вы ведь не поссорились с мистером Маддстоуном, верно? Ни размолвки, ничего в этом роде?

Порция уставилась на него:

– Размолвка? Между мной и Недом? Нет, это было невозможно. Мы никогда… мы и не могли никогда… Мы были как…

Сэр Чарльз подошел к ней с носовым платком и обнял за плечи. Полицейские обменялись взглядами, потом заметили, что я наблюдаю за ними, и уставились в свои записные книжки. Все это было очень трогательно.

– Могу ли я чем-то помочь? – заговорил я. Позвонить куда-нибудь?

– Вы очень добры, Эшли, но не думаю, что… – начал сэр Чарльз.

– Стоит подумать о журналистах, сэр, – сказал один из полицейских. – Они могут оказаться очень полезными. Возможно, мистер Барсон-Гарленд мог бы позвонить кому-то из ваших знакомых газетчиков.

Сэр Чарльз напрягся. Пресса не принадлежала к числу любимых его общественных институтов. Она посмеивалась над ним за «отсталость» и выговор, из-за которого герцог Эдинбургский обретал сходство с архивным клерком. Как правило, пресса именовала его Гавкинстоуном, Психстоуном и сэром Чарльзом Чокнутым.

– Вы действительно считаете это необходимым? – озабоченно спросил он. – Они же только…

Громкое дребезжание дверного звонка вынудило нас на время отложить дальнейшее обсуждение роли прессы в обществе. Порция ахнула, вырвалась из рук сэра Чарльза, подскочила к окну и глянула вниз.

– Ох. Там какие-то трое, – упавшим голосом сообщила она.

– Это Специальная служба, сэр.