Теннисные мячики небес - Страница 31

Замерший посреди ковра сэр Чарльз выглядел теперь ровно на все свои годы. Мне пришло в голову, что Порцию он обнял, чтобы не только успокоить ее, но и самому остаться на ногах.

– Я открою, – вызвался я.

Так это утро и тянулось. Одна из новостей, появившаяся наконец к середине дня, сильно озадачила меня. Я поделился ею с Руфусом и Гордоном во время очередного нашего завтрака в пабе, стоящем в тени Биг-Бена.

– Похоже, полиция нанесла визит в Найтсбридж-колледж, – сказал я. – Вроде бы четверо испанских студентов видели, как молодого светловолосого англичанина запихали в машину и увезли. Договориться между собой о том, был ли это «воксхолл» или «форд», они не смогли, и их потащили куда-то, чтобы посмотреть фотографии Неда.

– А, дьявол! – воскликнул Руфус. – Они же его сразу узнают.

– Я что-то не врубился, – сказал Гордон. – Копам ведь уже известно, что это он. Ради Христа, они же сами его и забрали.

– Чем больше проходит времени и чем больше полицейских вовлекается в дело, тем менее правдоподобным выглядит то, что они вообще забирали его, – пробормотал я, однако Гордон в этот миг слушал Руфуса.

– Машина, конечно, была «воксхоллом», – убежденно говорил тот, – и сомневаться нечего. Трехрежимный «кавалер». И выглядели они, по-моему, как парни из отдела наркотиков. Кожаные куртки, небритые, в линялых пятьсот первых, в «адидасах». Классический отдел наркотиков. Такие у них представления о маскировке. Даже трогательно.

– Господи, ну и каша. Так ты думаешь, его держит отдел наркотиков и они там не знают, что он объявлен в розыск? Может, позвонить им еще раз?

– Гордон, это очень опасная идея, – сказал я. – Послушай меня. И вбей себе наконец в голову, что какие бы джинсы и обувь ни предпочитали люди, которых мы вчера видели, они были не из отдела наркотиков. И вообще не из какого бы то ни было отдела.

Я провел очень жаркие полчаса, убеждая эту парочку, что если мы признаемся хоть в каком-то своем участии во всей этой истории, то лишь сильнее ее запутаем.

– Это простое совпадение и ничто иное, – объяснял я им. – Неда похитили. Вот очевидное и единственное объяснение. Случайно получилось так, что похитители выбрали именно это время и это место. Если вдуматься, все вполне логично. Вчера у них появилась первая за долгое время возможность. Несколько месяцев он провел в школе, потом был в плавании. А вчера – вчера они могли проследить Неда с Порцией от дома до Найтсбридж и, увидев, что он остался на улице один, схватили его. Это произошло на наших глазах. Мы, естественно, подумали, что это арест. А полиция, скорее всего, не приняла наш звонок всерьез и решила не связываться. Или, – добавил я, – они там услышали, как Руфус хихикал около будки, и поняли, что имеют дело с обычным школьным розыгрышем. Чем все это и было.

На мой взгляд, объяснение звучало довольно беспомощно, однако они на него купились и некоторое время переваривали эту версию. Гордон, как я и предполагал, первым обнаружил слабое место.

– Если его похитили, почему никто не требует выкупа?

К этому я был готов и мрачно ответил:

– Похитители похитителям рознь. Отец Неда два года занимал пост министра по делам Северной Ирландии.

Когда до них дошел смысл сказанного, челюсти у обоих отвисли.

– Понимаете теперь, – продолжал я, – почему нам следует затаиться и не говорить никому ни слова? К нам все это не имеет никакого отношения.

– Если не считать того, что мы свидетели, – сказал Гордон. – Мы могли бы дать показания…

– Там же были испанские студенты, они отлично опишут тех людей. А мы находились на другой стороне оживленной улицы. Нет уж, поверьте мне, ничего, кроме лишней путаницы, мы тут не добавим.

Паб я покинул в уверенности, что на них можно положиться – ничего неблагоразумного они не сделают и не скажут. Вернувшись на Кэтрин-стрит, я обнаружил, что попасть в дом могу теперь, только предъявив свой пропуск в палату общин поставленному у входной двери полицейскому.

В кабинете Маддстоуна имелось подобие шезлонга – плюш, позолота, – из тех, в которых обычно позируют живописцам экзотические принцессы. Поднявшись наверх, я увидел обмякшего в нем сэра Чарльза, с лица которого сбежали все краски. Порция сидела, припав к нему, – или это он к ней припал – по лицу ее катились слезы. Ясно было, что в мое отсутствие поступили очень серьезные новости.

Какой-то человек – с виду от двадцати до тридцати лет – разговаривал по телефону, присев на краешек стола. Когда я вошел, глаза его обшарили меня с ног до головы, породив неприятное чувство, что, сколь бы ленивым и благосклонным ни показался мне осмотр, человек этот видит меня насквозь, до самого донышка, и увиденное его не очень-то впечатляет. Оперативник из разведки, сказал я себе, стараясь стряхнуть неприятное чувство. Умение смотреть так на людей, без сомнения, оттачивается одновременно с умением пользоваться шифровальными книгами, микропленкой и капсулами с цианистым калием.

– Что случилось? – спросил я. Сэр Чарльз открыл глаза и попытался что-то сказать. Бедняга окончательно развалился на куски. Если таковы наши политические лидеры, нечего и удивляться, что страна пошла к чертям собачьим. Когда я приду к власти, меня никому так просто сломать не удастся.

«Когда я приду к власти». Странно. Очень странно. Впервые в жизни я облек эту мысль в слова. Я вечно твердил себе, что стану преподавателем, и сейчас, записывая ее, испытываю непонятное облегчение. Возможно, я всегда это знал.

Ну-ну.

– Вы кто? – спросил человек у стола, мягко кладя трубку и улыбаясь мне.